Verification: 4d923e281232845c

Греческая мифология / Одиссея. Оригинал

Назад к разделу

Песнь двадцать третья

       С сердцем ликующим в верхний покой поднялася старуха

       Весть госпоже сообщить, что здесь он, супруг ее милый.

       Двигались быстро колени ее, и ноги спешили.

       Над Пенелопой склонилась она и так ей сказала:

5      “Милая дочка моя Пенелопа, проснись, чтоб глазами

       Ты увидала того, о ком ты все время тоскуешь!

       Здесь твой супруг Одиссей, домой он вернулся, хоть поздно,

       Всех перебил женихов, вносивших в ваш дом разоренье,

       Тративших ваши запасы, чинивших насилья над сыном!”

10     Ей в ответ Пенелопа разумная так возразила:

       “Мамушка милая! Боги тебе помутили рассудок! 

       Могут безумным они и очень разумного сделать

       И рассудительность дать человеку с легчайшим рассудком.

       Ум у тебя поврежден. А была ты ведь правильных мыслей.

15     Сердцем так я страдаю, а ты надо мною смеешься,

       На ветер речи бросаешь! От сна вот меня пробудила

       Сладкого. Веки покрыв, совершенно меня оковал он.

       Крепко так никогда не спала я с тех пор, как уехал

       В неназываемый Зло-Илион Одиссей богоравный.

20     Вот что: спустись-ка ты вниз и ко мне возвращайся обратно!

       Если б другая какая из женщин моих прибежала

       С вестью такою ко мне и меня бы от сна разбудила,

       Я бы ее отругала и тотчас велела убраться

       Снова в обеденный зал. Тебя твоя старость спасает!”

25     Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:

       “Я над тобой не смеюсь, дорогое дитя мое, – вправду 

       Здесь Одиссей, и домой он вернулся, как я утверждаю, – 

       Тот чужеземец, которого все так бесчестили в доме. 

       Сын твой давно уже знал, что домой Одиссей воротился,

30     Но осторожно держал намеренья все его в тайне,

       Чтобы надменным мужам он мог отомстить за насилья”.

       Радость взяла Пенелопу. С постели она соскочила,

       Сбросила с век своих сон, горячо обняла Евриклею

       И, с окрыленными к ней обращаясь словами, вскричала:

35     “Милая мамушка, ну расскажи же мне полную правду!

       Если он вправду домой воротился, как ты уверяешь, –

       Как на лишенных стыда женихов, один против многих,

       Руки он мог наложить? Их всегда здесь толпится так много!”

       Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:

40     “Я не видала, никто не сказал мне, я только слыхала

       Стоны мужей, убиваемых им. В глубине наших комнат

       В страхе сидели мы все за закрытою дверью, покуда

       Сын твой из девичьих комнат в обеденный зал нас не вызвал:

       Нас Одиссей приказал из комнат позвать Телемаху.

45     В зале я Одиссея нашла средь поверженных трупов.

       Кучами всюду лежали они вкруг него, покрывая

       Крепко утоптанный пол. Увидав, ты согрелась бы духом.

       Кровью и грязью покрытый, на грозного льва походил он.

       Трупы убитых теперь лежат на дворе за дверями

50     Кучею. Сам же большой он огонь разложил, чтобы серой

       Дом окурить наш прекрасный. Меня ж за тобою отправил.

       Ну же, иди поскорей! Пора, наконец, вам обоим

       Радостью сердце наполнить. Вы бед претерпели так много!

       Вот пришло исполненье давнишним желаниям вашим.

55     Сам к очагу своему он вернулся живой и супругу

       С сыном возлюбленным дома нашел. Причинили немало

       Зла ему женихи, но он всем им отмстил по заслугам!”

       Ей Пенелопа разумная так отвечала на это:

       “Милая мамушка! Рано еще ликовать и хвалиться!

60     Знаешь сама ты, каким бы он в дом свой явился желанным

       Всем, а особенно мне и нами рожденному сыну.

       Недостоверно, однакоже, то, что ты мне сообщила.

       Здесь женихов перебил кто-нибудь из богов, раздраженных

       Наглостью их, оскорбляющей дух, и дурными делами.

65     Не почитали они никого из людей земнородных,

       Ни благородных, ни низких, какой бы ни встретился с ними.

       Из-за нечестия их и постигла беда. Одиссей же

       И возвращенье свое и себя с ним сгубил на чужбине”.

       Ей Евриклея кормилица так возразила на это:

70     “Что за слова у тебя из ограды зубов излетели!

       Муж твой вблизи очага здесь находится, ты же не веришь,

       Что он вернулся домой. Как твое недоверчиво сердце!

       Ну, тогда я тебе сообщу достовернейший признак, –

       Белым клыком кабана ему в ногу рубец нанесенный.

75     Я тот рубец увидала, как мыла его, и хотела

       Тотчас тебе сообщить. Но рот он поспешно зажал мне

       И не позволил сказать, – осторожен умом и хитер он.

       Ну же, иди! Я себя самое прозакладывать рада:

       Если тебе солгала, то тягчайшей предай меня смерти!”

80     Так тогда Пенелопа разумная ей отвечала:

       “Мамушка милая, как бы хитра ни была ты, но трудно 

       Замыслы вечных богов разгадать и от них уберечься.

       Все же я к сыну готова идти моему, чтоб увидеть

       Мертвых мужей женихов, а также того, кто убил их”.

85     Так сказавши, из спальни пошла она вниз. Колебалась

       Сильно сердцем она, говорить ли ей издали с мужем

       Иль, подойдя, его руки и голову взять, целовать их?

       Переступив чрез порог из отесанных камней, вступила

       В зал Пенелопа и села к огню, напротив супруга,

90     Возле стены. Прислонившись к высокой колонне, сидел он,

       Книзу глаза опустив, дожидаясь, услышит ли слово

       От благородной супруги, его увидавшей глазами.

       И удивленная долго молчала тогда Пенелопа:

       То, заглянувши в лицо, его находила похожим,

95     То, из-за грязных лохмотьев, казался он ей незнакомым.

       С негодованием к ней Телемах обратился и молвил:

       “Мать моя, горе ты мать! До чего ты бесчувственна духом!

       Что от отца так далеко ты держишься ? Рядом не сядешь,

       Слово не скажешь ему и его ни о чем не расспросишь?

100    Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла б

       Так равнодушно, когда, перенесши страданий без счета,

       Он на двадцатом году наконец воротился б в отчизну!

       Сердце суше всегда в груди твоей было, чем камень!”

       Так Пенелопа разумная сыну тогда отвечала:

105    “Ошеломило мне дух, дитя мое, то, что случилось. 

       Я ни вопроса задать не могу, ни хоть словом ответить, 

       Ни заглянуть ему прямо глазами в лицо. Если вправду 

       Передо мной Одиссей и домой он вернулся, то сможем 

       Легче друг друга признать. Нам ведь обоим известны

110    Разные признаки, только для нас с ним лишенные тайны”.

       Так сказала она. В ответ Одиссей улыбнулся

       И Телемаху немедля слова окрыленные молвил:

       “Что ж, Телемах, пусть меня твоя мать испытанью подвергнет!

       Скоро тогда и получше меня она верно узнает.

115    Из-за того, что я грязен, что рубищем тело одето,

       Пренебрегает пришельцем она, говорит, что не тот я.

       Мы же обсудим покамест, как дальше с тобой мы поступим.

       Если в стране кто-нибудь одного хоть убил человека,

       Если заступников после себя тот и мало оставил,

120    Все ж он спасается бегством, покинув родных и отчизну.

       Мы же опору страны истребили, знатнейших и лучших

       Юношей целой Итаки. Подумай-ка, сын мой, об этом”.

       Так на это ему Телемах рассудительный молвил:

       “Сам на это смотри, отец дорогой! Утверждают

125    Все, что по разуму выше ты прочих людей, что поспорить

       В этом с тобою не сможет никто из людей земнородных.

       С одушевленьем мы вслед за тобою пойдем, и наверно

       Силой не будем мы хуже, насколько ее у нас хватит”.

       Так отвечая на это, сказал Одиссей многоумныи:

130    “Вот что тебе я скажу – это кажется мне наилучшим. 

       Прежде всего хорошенько помойтесь, наденьте хитоны,

       Также и всем прикажите домашним рабыням одеться.

       Пусть тогда песнопевец божественный с звонкой формингой

       Всех нас здесь поведет за собой в многорадостной пляске,

135    Так, чтобы всякий, услышав снаружи, подумал о свадьбе,

       Будь то идущий дорогой иль кто из живущих в соседстве.

       Нужно, чтоб слух об убийстве мужей женихов разошелся

       В городе только тогда, когда мы уже скрыться успеем

       За город, в сад многодревный к себе. А уж там поразмыслим,

140    Что нам полезного может послать олимпийский владыка”.

       Так он сказал. И охотно приказу они подчинились.

       Прежде всего помылись они и надели хитоны,

       Женщины все нарядились. Певец же божественный в руки

       Взял формингу свою, и у всех пробудилось желанье

145    Стройных игр хороводных, и плясок, и сладостных песен.

       Весь Одиссеев обширный дворец приводил в сотрясенье

       Топот ног мужей и жен в одеждах красивых.

       Так не один говорил, услышав, что делалось в доме:

       “На многосватанной, видно, царице уж женится кто-то! 

150    Дерзкая! Дом сберегать обширный законного мужа

       Вплоть до его возвращенья терпения ей не хватило!”

       Так не один говорил, не зная о том, что случилось.

       Великосердного сына Лаэрта меж тем Евринома, 

       Ключница, вымыла в доме и маслом блестящим натерла.

155    Плечи одела его прекрасным плащом и хитоном.

       Голову дева Афина великой красой озарила,

       Сделала выше его и полней, с головы же густые

       Кудри спустила, цветам гиацинта подобные видом.

       Как серебро позолотой блестящею кроет искусный

160    Мастер, который обучен Гефестом и девой Афиной

       Всякому роду искусств и прелестные делает вещи,

       Так засияли красой голова Одиссея и плечи.

       Видом подобный бессмертным богам, из ванны он вышел,

       Сел после этого в кресло, которое раньше оставил,

165    Против супруги своей и с такой обратился к ней речью:

       “Странная женщина! Боги, живущие в домах Олимпа, 

       Твердое сердце вложили в тебя среди жен слабосильных! 

       Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла б

       Так равнодушно, когда, перенесши страданий без счета,

170    Он наконец на двадцатом году воротился б в отчизну.

       Вот что, мать: постели-ка постель мне! Что делать, один я

       Лягу. У женщины этой, как видно, железное сердце!”

       Так на это ему Пенелопа царица сказала:

       “Странный ты! Я ничуть не горжусь, не питаю презренья

175    И не сержусь на тебя. Прекрасно я помню, каким ты

       Был, покидая Итаку в судне своем длинновесельном.

       Ну хорошо! Постели, Евриклея, ему на кровати,

       Только снаружи, не в спальне, которую сам он построил.

       Прочную выставь из спальни кровать, а на ней ты настелешь

180    Мягких овчин, одеялом покроешь, положишь подушки”.

       Так сказала она, подвергая его испытанью.

       В гневе к разумной супруге своей Одиссей обратился: 

       “Речью своею, жена, ты жестоко мне ранила сердце!

       Кто же на место другое поставил кровать? Это трудно

185    Было бы сделать и очень искусному. Разве бы только

       Бог при желаньи легко перенес ее с места на место!

       Но средь живущих людей ни один, даже молодокрепкий,

       С места б не сдвинул легко той кровати искусной работы.

       Признак особый в ней есть. Не другой кто, я сам ее сделал.

190    Пышно олива росла длиннолистая, очень большая,

       В нашей дворовой ограде. Был ствол у нее, как колонна.

       Каменной плотной стеной окружив ее, стал возводить я

       Спальню, пока не окончил. И крышей покрыл ее сверху.

       Крепкие двери навесил, приладивши створки друг к другу.

195    После того я вершину срубил длиннолистой оливы,

       Вырубил брус на оставшемся пне, остругал его медью

       Точно, вполне хорошо, по шнуру проверяя все время,

       Сделал подножье кровати и все буравом пробуравил.

       Этим начавши, стал делать кровать я, пока не окончил,

200    Золотом всю, серебром и слоновою костью украсил,

       После окрашенный в пурпур ремень натянул на кровати.

       Вот тебе признаки этой кровати, жена! Я не знаю,

       Все ли она на том месте стоит, иль на место другое,

       Срезавши ствол у оливы, ее кто-нибудь переставил”.

205    Так он сказал. У нее ослабели колени и сердце, –

       Так подробно и точно все признаки ей описал он.

       Быстро к нему подошла Пенелопа. Обняв его шею,

       Голову стала, рыдая, ему целовать и сказала:

       “О, не сердись на меня, Одиссей! Ты во всем и всегда ведь 

210    Был разумнее всех. На скорбь осудили нас боги.

       Не пожелали они, чтобы мы, оставаясь друг с другом,

       Молодость прожили в счастье и вместе достигли порога

       Старости. Не негодуй, не сердись на меня, что не сразу

       Я приласкалась к тебе, как только тебя увидала.

215    Дух в груди у меня постоянным охвачен был страхом,

       Как бы не ввел в заблужденье меня кто-нибудь из пришельцев.

       Есть ведь немало людей, подающих дурные советы.

       Ведь и рожденная Зевсом Елена аргивская вряд ли б

       Соединилась любовью и ложем с чужим человеком,

220    Если бы знала вперед, что отважные дети ахейцев

       Снова обратно должны отвезти ее в землю родную.

       Сделать позорный поступок ее божество побудило.

       Раньше в сердце свое не впускала она ослепленья

       Страшного, бывшего также началом и наших несчастий.

225    Точно сейчас и подробно ты признаки мне перечислил

       Нашей кровати, которой никто из живущих не видел,

       Кроме тебя и меня, да рабыни еще Акториды,

       Данной отцом мне в служанки, когда я сюда отправлялась.

       Дверь нашей прочно устроенной спальни она охраняла.

230    Как ни бесчувственно сердце мое, но его убедил ты!”

       Тут сильней у него появилось желание плакать.

       Плакал он, что жена его так хороша и разумна.

       Как бывает желанна земля для пловцов, у которых

       Сделанный прочно корабль, теснимый волнами и ветром,

235    Вдребезги в море широком разбил Посейдон-земледержец;

       Только немногим спастись удалось; через волны седые,

       С телом, изъеденным солью морскою, плывут они к суше,

       Радостно на берег всходят желанный, избегнув несчастья.

       Так же радостно было глядеть Пенелопе на мужа;

240    Белых локтей не снимала она с Одиссеевой шеи,

       Так в слезах и застала бы их розоперстая Эос,

       Если бы новая мысль не пришла совоокой Афине.

       Ночь надолго она у края земли задержала,

       А златотронную Эос – в водах Океана, велев ей

245    Не запрягать быстроногих коней молодых в колесницу,

       Свет несущих для смертных людей, – Фаэтона и Лампа.

       С речью тогда Одиссей многоумный к жене обратился:

       “Мы с тобою, жена, не дошли до конца испытаний. 

       Труд безмерный меня еще впереди ожидает,

250    Очень большой и тяжелый, который я должен исполнить. 

       Так мне душа предсказала Тиресия, фивского старца,

       В день тот, когда я в обитель Аида сошел, чтоб чрез это 

       Путь к возвращенью найти и товарищам и самому мне.

       Ну, а теперь не пора ли в постель нам, жена, чтоб, улегшись, 

255    Сладостным сном мы могли насладиться один близ другого”.

       Так на это ему Пенелопа царица сказала:

       “Будет постель для тебя, едва только ты пожелаешь, 

       Раз уже сделали боги, что ты воротился обратно

       В дом прекрасно отстроенный твой и в родимую землю.

260    Если ж сказал ты про подвиг, как бог то вложил тебе в сердце,

       Что же, поведай о нем мне: поздней все равно, без сомненья, 

       Станет известно мне все. Почему не узнать мне теперь же?”

       Ей отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:

       “Странная женщина! Что ты меня так настойчиво просишь

265    Все говорить? Хорошо, я скажу, ничего не скрывая.

       Радости в этом ты мало найдешь. Да и сам я не много

       Радуюсь: мне он велел города обходить непрерывно

       С крепким веслом на плече и покоя не ведать, покуда

       В край не приду я к мужам, которые моря не знают,

270    Пищи своей никогда не солят, никогда не видали

       Пурпурнощеких судов, не видали и сделанных прочно

       Весел, которые в море судам нашим крыльями служат.

       Признак надежный он мне сообщил, и его я не скрою:

       Если путник другой, со мной повстречавшийся, скажет,

275    Что на блестящем плече лопату несу я, чтоб веять, –

       Тут же в землю воткнуть весло мое мне приказал он,

       В жертву принесть колебателю недр, Посейдону-владыке,

       Борова, что покрывает свиней, и быка, и барана,

       И возвратиться домой, и святые свершить гекатомбы

280    Вечно живущим богам, владеющим небом широким,

       Всем по порядку. Тогда не средь волн разъяренного моря

       Тихо смерть на меня низойдет. Настигнутый ею,

       В старости светлой я мирно умру, окруженный всеобщим

       Счастьем народов моих. Все так и свершится, сказал он”.

285    Мудрая так Пенелопа на это ему отвечала:

       “Если хоть лучшую старость тебе предназначили боги, –

       Есть надежда, что беды когда-нибудь нас и оставят”.

       Так Одиссей с Пенелопой вели меж собой разговоры.

       В спальне меж тем Евринома с кормилицей стали при свете

290    Факелов мягкое ложе стелить для обоих супругов.

       После того как кровать со стараньем они постелили,

       Спать старуха обратно отправилась в дом, Евринома ж,

       Бывшая горничной в спальне, к постели совсем уж готовой,

       Факел имея в руках, повела Одиссея с женою.

295    В спальню обоих приведши, обратно ушла Евринома.

       С радостью место их старой кровати они увидали.

       Тут Телемах и коровий пастух с свинопасом от пляски

       Ноги свои удержали, потом удержали и женщин,

       Сами же спать улеглись в тенистом обеденном зале.

300    Оба супруга, когда насладились желанной любовью,

       Стали после того наслаждаться беседой взаимной.

       Мужу она рассказала, как выстрадать много пришлось ей,

       Глядя в доме своем на толпу женихов обнаглевших,

       Столько во имя ее коров и овец забивавших,

305    Выпивших столько вина, запасенного дома в сосудах.

       После того Одиссей рассказал, как он много печалей

       Людям доставил, как много трудов и тяжелых страданий

       Вытерпел сам. С наслажденьем внимала она, и не раньше

       Сон на веки ей пал, чем все до конца рассказал он.

310    Начал с того, как сперва он ограбил киконов, как после

       В край обильный и тучный мужей лотофагов приехал,

       Что с ними сделал циклоп, как ему отомстил он за гибель

       Мощных товарищей, пожранных им безо всякой пощады,

       Как он к Эолу явился и тот его принял радушно,

315    Как отослал, как судьба не дала им домой воротиться,

       Как налетевшая буря внезапно его подхватила

       И через рыбное море помчала, стенавшего тяжко;

       Также, как в город потом Телепил он попал к лестригонам,

       И корабли погубившим и спутников пышнопоножных

320    Всех. Лишь один Одиссей убежал на судне чернобоком.

       И про Цирцею, про козни и хитрость ее рассказал он,

       Также, как он добрался до затхлого царства Аида,

       Чтоб прорицанье души Тиресия старца услышать,

       На корабле многовеслом как спутников всех увидал он,

325    Также и мать, что его родила и вскормила ребенком;

       Как он пенье услышал сирен, сладкозвучно поющих,

       Как он к Планктам-утесам приплыл и к ужасной Харибде,

       Также и к Сцилле, которой счастливо никто не избегнет;

       Как его спутники дерзко забили коров Гелиоса,

330    Как их корабль быстроходный разбил своей молнией серной

       Зевс высокогремящий и спутники в море погибли

       Все без изъятья, а сам он погибели черной избегнул;

       Как он к нимфе Калипсо на остров Огигию прибыл,

       Как держала она Одиссея, чтоб был ей супругом,

335    В гроте глубоком своем, кормила его, обещалась

       Сделать бессмертным его и бесстаростным в вечные веки;

       К этому сердца, однако, в груди у него не склонила;

       Как, перенесши немало трудов, к феакам он прибыл;

       Почесть они оказали ему, как бессмертному богу,

340    И в корабле отослали обратно в родную Итаку,

       Меди и золота дав ему вволю, а также одежды.

       Это он рассказал под конец уж, когда был охвачен

       Сном, расслабляющим члены и прочь уносящим заботы.

       Новая мысль тут пришла совоокой Афине богине:

345    После того как, по мненью ее, Одиссей многоумный

       Ложем супруги своей и сладостным сном насладился,

       Утренней тотчас велела Афина Заре златотронной

       Выйти из вод Океана, чтоб свет принесла она людям.

       С мягкой постели вскочил Одиссей и промолвил супруге:

350    “Досыта оба с тобой мы, жена, натерпелись страданий, 

       Ты – о моем многотрудном скорбя возвращеньи в отчизну, 

       Мне же Зевс и другие бессмертные боги все время,

       Как ни рвался я, мешали достигнуть родимой Итаки.

       Нынче, когда мы с тобой дождалися желанного ложа,

355    Оберегай у нас дома богатства, какие остались,

       Скот же, который у нас наглецы женихи истребили, –

       Многое я захвачу, другое дадут мне ахейцы

       Сами, покамест всех стойл скотом не заполнят мне снова.

       Я же в наш сад многодревный отправлюсь. Хотел бы проведать

360    Знатного там я отца моего, сокрушенного горем.

       Вот что, жена, поручаю тебе, хоть сама ты разумна:

       Только что солнце взойдет, – и тотчас молва разнесется

       О женихах благородных, которых у нас тут убил я,

       Наверх ты поднимись со своими служанками вместе,

365    Там и сиди. От бесед воздержись и не делай вопросов”.

       Так промолвивши, плечи прекрасной бронею одел он,

       Поднял от сна Телемаха, Филойтия и свинопаса

       И приказал им немедля надеть боевые доспехи.

       Не были те непослушны, оделись блестящею медью;

370    Все они вышли, ворота раскрыв, во главе с Одиссеем.

       Свет уже был на земле, но богиня Паллада Афина,

       Мглою их окружив, увела их из города быстро.



Назад к разделу


Поиск: